Живут вдвоем: зять и тёща

Анна Жейко переспрашивает зятя, всё ли есть для куличей, хотя до Пасхи еще больше месяца: не любит, когда в нужный момент чего-то не оказывается под рукой.



Пекут вдвоём. И живут вдвоём. В Сновске. Ей — 88, ему — 58.

- Сергей по годам такой, как моя дочь Рая. Ходили в один класс. Дружили. Потом — любовь. А где любовь, там и свадьба, — улыбается. — У них две дочери. Теперь уже взрослые, замужние. Живут в Киеве. И Рая там. А мы с зятем дома. Так уже 5 лет.

Рассказывает: раньше к куличам никого не подпускала. Хотя, когда нужно было доставать их из печи, едва держалась на ногах от усталости: семья была большая — на тесто шло по 8 и больше килограммов муки. Да и обычай не позволял присаживаться, пока пекутся куличи. чтобы они — не дай бог — не сели, а вышли высокими, красивыми.

Также пекла и хлеб.

- В детстве мы им не наедались. Особенно в войну. Я - с 28 года, младший брат - с 31-го: растем, есть хочется, а нечего.

Отец погиб на фронте. Старший брат воевал. Мама — одна за всех.

Дрова закончатся - таскаем санками лозу с луга. Перегорит - и снова холодно. Позакрываем окна соломой, а тепла в хате как не было, так и нет. На стёклах - наледь, ничего не видно. Царапаем её ножиком, согреваем дыханием - делаем «окошечко»: посмотреть, не появилось ли солнце. Изо всех сил ждали весну.

А придёт тепло - каждый день собираем щавель. Мы тогда жили в Займище (Сновского района) недалеко от речки. Если нет в одном месте, на отцовскую лодку —ив другое. Рвали его мешками. Щавель был у нас и на первое, и на второе. Потом мучались животами. А после оккупации сдавали щавель в заготконтору. Там за него давали соль. Мама соль продаст — купит хлеб. И таким он казался вкусным и сладким, что каждую крошечку подбирали.

В 45-м урожай у нас был неплохой. А в 46-м - беда: от жары всё выгорело. Зерна почти не намолотили. Снова сидели без хлеба...

Поэтому едва ли не самым лучшим подарком от мужа за все их совместные 52 года Анна Григорьевна считает белые пышные булки, которые он ей (когда ещё был женихом) привёз в корзинке.

Пётр родом из Осьмаков Менского района. Старше её на 4 года. Во время войны его угнали в Германию.

Петр был очень гордый. Никогда ничего не просил, ни перед кем не прогибался. Неволя для него была подобна смерти. Поэтому в скором времени украл у хозяина географическую карту и сбежал. Но его почти сразу поймали. На первый раз обошлось, так он вскоре повторил попытку. Теперь уже был осторожнее. Шёл только по ночам, днём прятался. Добрался до самой границы. И снова попался. На этот раз его упекли в концлагерь. Почти на 3 года.

- После освобождения Петра забрали в армию. Там он подружился с нашим, займищенским, парнем. Признался ему, что и из Германии (забрали в неполные 18 лет) его никто не ждал, и теперь не ждёт: не успел встретить хорошую девушку. Сказал: «Может, в твоём селе живёт моя половинка?» - и как приговорил. Наверное, так уже было суджено, потому что из всех займищенских девушек односельчанин вспомнил именно меня.

Пётр написал - я ответила. Так по письмам и познакомились. Договорились встретиться после его демобилизации -в 1947-м. Мне тогда было 19, ему-23.

Парень оказался ещё лучше, чем я себе представляла. Красивый. Строгий - как и надлежит мужчине. Не балаболка. Была у него внутри какая-то сила, и она тянула меня к нему как магнитом. Спросил: «Поедем ко мне?», и я, не раздумывая: «Поедем». Он: «Тогда жди через неделю».

Но радость ожидания омрачила болезнь. Температура - 40. Когда на улице пасмурно или сумерки, ещё куда ни шло, а если солнце - падаю замертво...

Только со временем Анна Григорьевна узнала, что аллергия на солнце была у неё от авитаминоза (характерные признаки — бронхоспазм, снижение артериального давления, потеря сознания).

Пётр приехал, как и обещал, через неделю. Привёз гостинец — булки.

- Я до сих пор помню, как они пахли. Может, от них и начала выздоравливать...

(А может, ещё и от радости, что жених не испугался, увидев её ни живую ни мёртвую, не сбежал.)

- Побыл у нас два дня и говорит: «Поехали, я тебя дома вылечу». Деньги, которые у него были, пошли не на свадьбу, а на сало и муку. Никаких застолий, никаких нарядов не было - просто пошли и расписались.

- А свадебным подарком от него было выздоровление? И вволю хлеба?

- Сначала его пекла только свекровь. Я в глубине души была даже рада. Помнила, как дрожали с братом над каждым ломтиком, и боялась: стану печь, а хлеб вдруг не удастся. Как я такое переживу?

Может, свекровь догадалась и хотела поиздеваться (это она любила) - не знаю. Но однажды замесила тесто и пропала. Оно подошло, лезет из дежи - свекрови нет. Меня всю колотит: как это так - хлеб пропадёт? Муж говорит: «Пеки сама».

Я сразу маму вспомнила. Всё сделала так, как она учила. Только «посадила» хлеб в печь - свекровь на пороге. Я ей лишь сказала, когда вынимать, и на работу - девчата из звена уже собрались у двора.

Спрашивают меня, что случилось, мол, лица на тебе нет, а я как заплачу - перенервничала сильно.

Хлеб, рассказывает, тогда получился на славу. И хотя за всю свою долгую жизнь не припомнит случая, чтобы он не удался, всё равно каждый раз, замешивая тесто, волнуется — полуголодное военное детство не отпускает до сих пор.

... В Осьмаках Анна с мужем прожили 7 лет. В одной небольшой хате — они, свекровь, брат Петра, а позже и его жена. Спали на глазах другу друга.

- Как-то ещё и дети находились, — вздыхает.

На Менщине у них родилось два сына: Владимир — в 48-м, Николай — в 50-м. Раиса — уже в Займище. Переехали туда к маме Анны. Построились. Вырастили и поженили детей.

- У нас не было свадьбы, зато им сделали каждому. Ребята разъехались, а дочка с зятем жили у нас 13 лет. Места было мало, но в тесноте не в обиде. Перегородили хату шкафами — и есть у молодых своя комната.

Потом они переселились в райцентр.

- В 1997-м дети устроили нам с мужем золотую свадьбу. А через 2 года моего Петра не стало.

Сергей с Раисой купили мне домик в Сновске. Потом пригласили жить к себе. Когда оба ездили в Киев на заработки, я скучала одна. А теперь со мной зять. Он - электрик в детсаду. А дочь дорабатывает до пенсии в столице. Приезжает через неделю.

- Часто о зяте с тёщей говорят: живут как кот с собакой...

- Это не о нас. По гороскопу мы оба Львы: не мелочные, зла в душе не копим. Если из-за чего-то не помиримся, через 10 минут уже забыли.

Сергей, когда мне нездоровится (как-никак, а 5 августа следующего года будет 90), и укол сделает, и еду приготовит. Он хороший, нежадный. Что захочу, всё покупает.

А самое большое согласие в доме — в день, когда пекут куличи. Тогда у них идеальные отношения. Причём искренние. Перечёркнуты все непонимания, прощены все обиды. Оба жизнерадостны, в приподнятом настроении.

- Я уже не могу вымесить тесто так, как надо, — объясняет Анна Григорьевна. (О кухонном комбайне при приготовлении пасхального кулича и речи нет. — Авт.) — Теперь это делает Сергей. А печём в духовке.

Духовка, как когда-то печь у мамы, вычищена до блеска. На кухне тоже полный порядок. Ни соринки, ни пылинки. Так положено.

- На работе не верили, что мы с тёщей печём куличи. Носил один на пробу. Сказали: хороший, — улыбается Сергей Панчошный.

- А когда был самый лучший?

- Семь лет назад, — отвечает сразу же. — Была предпасхальная пятница. Куличи уже были готовы и стояли на столе. И вдруг звонит телефон: у меня родился внук! Более вкусного кулича, чем тогда, никогда не ел. Правда, тесто тогда ещё Григорьевна месила.

Мамой он тёщу не называет — так договорились. Оба считают: не надо лукавить — мама у человека одна.

Мария Исаченко, "ГАРТ" №13 (2818) от 30 марта 2017

Хочете отримувати головне у месенджер? Підписуйтесь на наш Telegram.

коментарі (0)