Весело жили...

— Меня часто спрашивают, почему я так часто улыбаюсь, где нахожу повод для оптимизма в наше безрадостное время, когда другим даже жить не хочется. Иногда эти вопросы звучат как укор. Иногда в них — нескрываемое удивление: неужели ему никогда не бывает плохо? — рассказывает Георгий Лепнюк из Займища Сновского района. 26 марта ему исполнилось 78. Однако ни старым, ни побеждённым себя не считает. Несмотря на то, что не все в его жиз ни было гладко. Смолоду работал конюхом в колхозе, потом осваивал целинные земли, 25 лет служил в армии (трудне всего, не скрывает, было на Дальнем Востоке).



— Плохо бывает. Особенно после того, как не стало моей Полины. Мы прожили с ней больше 50 лет. Служили вместе. Вырастили двух дочерей. Помогали им растить внуков. Теперь я один. Больно. Тяжело.

Иногда наваливается такая усталость, что ничего не хочется. Но я гоню её прочь. Нахожу какое-нибудь увлекательное занятие. Скажем, захотелось узнать истоки своего рода. Это было непросто, ведь Лепнюки появились в Займище в конце 1700-х. Узнавал у старожилов, ездил в архив, выпрашивал у односельчан старые фотографии, на которых были запечатлены мои родственники. В итоге «вырастил» целое родовое дерево...

Ещё одна отдушина Георгия Трофимовича — фольклорный коллектив «Наследие», созданный в 1991 году известным во всей области займищанином Василием Полевиком. Поёт в нём до сих пор. Не менее мощный источник его оптимизма — веселые истории о родственниках, соседях, односельчанах, которые он неутомимо собирает. Добавляет к тем, свидетелем которых был сам.

— О себе тоже есть?

— Сколько угодно. Начиная с детства, хоть оно у меня и было недолгим - в 7 лет уже был пастухом в колхозе. Приходил на работу рано, как положено. С длинным кнутом. Выгонял своё стадо: 50 свиней и большого хряка Ваську. Всё делал, как взрослые.

И гордился этим. Одна только обида грызла душу: они -на конях, ая-на своих двоих. Чтобы восстановить справедливость, украл уздечку у старшего конюха - моего дяди Михаила Лепнюка - и начал тренировать Ваську. Он быстро понял, чего от него хотят. Выполнял все команды. Единственное, чего не удалось добиться ни мне, ни многочисленным друзьям-приятелям, - это заставить Ваську бегать. Хотя мы очень старались.

За два месяца «верховой езды» хряк похудел, постройнел и перестал обращать внимание на свиноматок. На ферме решили, что Васька заболел, и начали говорить председателю колхоза, чтобы сдал кабана на мясо. А потом кто-то рассказал, как мы на нём катаемся. Всё открылось. Был скандал. Меня уволили. Зато Васька спасся. Отъелся потом.



На месте колхозных построек уже давно — чистое поле или другие сооружения. А Лепнюк до сих пор помнит, что где было.

— Возле фермы — метрах в 300-х - находился курятник. Птица оттуда иногда забредала в коровники. Как-то во время вечерней дойки приблудилась курица. Ходит по сараю, кудахчет. Коровы нервничают, вертятся. Доярка Мария Гец чем-то бросила в приблу-ду. Курица - бежать. Наскочила на мотыгу, которой сгребали навоз. Мотыга упала. Её черенок огрел по голове другую доярку. Она в сердцах схватила скамеечку, на которой доила, и погналась за курицей. Та видит, что не спастись, пробует взлететь. И приземляется в ведро. Ведро опрокидывается. По сараю течёт молочная река.

В этот момент заходит зоотехник - Николай Иванович

Глова. Начинает упрекать доярок за беспорядок, размахивать руками. Мокрая курица испугалась ещё больше и бросилась под ноги корове, которую доила Надя Полевик. Корова - ногой по ведру. Молоко снова течёт по сараю.

Теперь уже все бросились ловить надоевшую курицу. А она - как с ума сошла. Кидается куда попало. Коровы ревут. Некоторые отвязались. На шум прибежала заведующая фермой Мария Ушатая...

Чем всё закончилось, поймали ли виновницу переполоха, Георгий Трофимович не знает. Говорит: известно только одно — курицу в сарае больше не видели. А заодно вспоминает весёлую историю о заведующей фермой.

— Марию Ивановну премировали поездкой в Москву на ВДНХ. Родственники, узнав, сразу набежали с просьбами. Заказывают, что кому купить. Денег наприносили.

Мария Ивановна завязала их в узелки. Каждый подписала. Спрятала за пазуху, чтобы не украли.

Побывала на выставке. Послушала выступления передовиков. Когда сказали, что ей тоже дадут слово, разволновалась не на шутку - это же не колхозное собрание и даже не районный слёт. А потом решила: в зале такие же трудяги, будет говорить, как с близкими людьми, — просто и душевно.

Стала за трибуну. Обвела взглядом зал. «Дорогие мои», - приложила руку к груди. И онемела. Пусто на груди. Нет денег. А зал аплодирует, подбадривает. С трудом взяла себя в руки: «В этом году мы сра -ботали хорошо. А надо ещё лучше. Чтобы бабы сами ездили в московские магазины...»

Последних слов никто не слышал. Их заглушили овации.

Дома Марии Ушатой досталось от всех. Некоторые односельчане даже здороваться перестали. Распускали слухи, что Мария Ивановна ругала с трибуны москвичей за то, что украли деньги, и её за это хотели упечь в каталажку. А завфермой действительно обворовали, хотя она этого даже не заметила.

В Москве он и сам рисковал «нарваться на неприятность». В 2014 году. После аннексии Крыма:

— Возвращался от дочерей из Сургута. Прилетел з Москву. До поезда в Чернигов было немного времени. Вот и отправился на Красную площадь пообщаться с россиянами и на украинском языке.

— Не боялись?

— Нет, потому что был сильно сердит за то, что они натворили.

К счастью, в российской столице к сердитому украин-у отнеслись лояльно.

А вообще, Георгий Трофимович сердится редко. И недолго. Вместо этого поёт. Очень часто — «Н1ч яка мюячна» или «Гандзю». За исполнение этих песен они со сновским баянистом и солистом Леонидом Коренем получили звания лауреатов международного конкурса.

— В 1993 году. Мне тогда уже за 50 перевалило. Но когда огласили результаты, радовался, как юнец. Словно крылья выросли.

Он поёт в доме, во дворе, на огороде, в саду. Говорит: песня на простор просится. Для неё никакого повода не надо. В том числе и рюмки.

— Жил в Займище очень хороший гармонист - Николай Ткаченко. Все его любили за музыку и весёлый нрав. Даже прозвище дали ласковое - Николайчик.

Одно только портило его - любил выпить. Как-то просил-просил у жены опохмелиться, а она ни в какую. Тогда он: «Не дашь 100 грамм
— пойду вешаться». Жене надоело. «Вешайся», — говорит.

Николайчик берёт верёвку — и в чулан. Повозился там и затих. Жена подумала: уснул. Открывает дверь, а он висит. Испугалась до смерти. И со всех ног - к парторгу Артюшевскому. Так все делали, когда что-то случалось.

Тот сразу прибежал. И со словами «а может, он ещё живой» достал перочинный нож, стал на табуретку и только хотел перерезать верёвку, «повешенный» ожил. Ухватился за парторга, чтобы не упасть. Артюшевский от неожиданности упал и сломал руку.

Николайчик, после того как отсидел 15 суток, рассказал: зацепил на крюк середину верёвки, чтобы вышло два конца. Один привязал к рем-ню брюк за спиной (на нём и висел), а из другого смастерил фиктивную петлю. В суматохе мошенничества никто не заметил.



... О том, что в записанных историях правда, а что вымысел, Георгий Трофимович не задумывается:

— Главное — жили не скучно! Перечитаешь - и самому грустить не хочется.

Анна Ефименко, "ГАРТ" №13 (2870) от 29 марта 2018

Хочете отримувати головне у месенджер? Підписуйтесь на наш Telegram.

коментарі (11)