"Видели мы вашего Ангела". Спектакль, на который нужно пойти

На сухую основу маркесовского рассказа (собственно, конспекта событий — словно кто-то, сидящий на вершине холма, скупо записывал, что происходит далеко внизу) драматург Андрей Курейчик, как кольца детской пирамидки, нанизал множество подробностей — ярких, разноразмерных. Изящным навершием украсил эту пирамидку главный режиссер театра им. Шевченко Андрей Бакиров. И вместе со всей труппой (это важно!) преподнес зрителю к началу сезона премьеру. Историю об очень старом сеньоре с большими крыльями…

Третий сосед. У меня есть мысль…
Отец Гонсаго. Вот только не надо нас пугать.

Маркес в зале с самого начала. Дождь, крабы, куры, ангелы… Все — как надо. Как ждешь. Как угадываешь. И еще — как догадаться нельзя, потому что ангелы и артисты непредсказуемы. Надо ли читать перед спектаклем рассказ? Режиссер говорит — не лишнее. А мне показалось, что и не стоит… Пусть все ложится на чистый лист.

Одна зрительница после просмотра сказала: «Это больше, чем режиссура». Может быть… По крайней мере, после просмотра об этой работе хочется говорить. О том, что однажды на двор к Элисенде и Пелайо упал ангел, — и о том, что из этого вышло.

***

Проходных, маленьких ролей в этом спектакле нет, каждый здесь ярок и важен, но некоторые запоминаются особенно. Треугольник, держащий на себе все напряжение, — священник, Ангел и его антипод.

«Вперед, в курятник!»

Николай Мироненко играет отца Гонсаго — маленького священника, бывшего лесоруба, постоянно то стремящегося встать на возвышение, то испуганно соскакивающего с него… В какой-то момент превращающийся в фанатика, в какой-то — трогательно комичный, Гонзаго держит на себе внимание. И равнодушным не оставляет.

— Я помню, как режиссер нас собрал в первый раз и начал читать. А роли уже были распределены, и естественно, на первой читке сидишь — не столько сюжет слушаешь, сколько ловишь свои слова. Слушаю и думаю: «Завал! Я — католический священник?» Но меня как ударило. Уже не отпускал этот образ.

Я все лето (а живу возле Стрижня) об этом думал. С внучкой гулял: она спит в коляске, а я думаю…
Конечно, работа большая. И сама тема интересная, может, не все ее поймут. Но она очень светлая. Он нам и внушал, Андрей Ринатович, что все должно стремиться вверх — туда! Не знаю, получилось «туда» или нет?

…Конечно, самый главный эпизод — это когда после письма Папы Гонзаго меняется. Он мягкий человек, добрый — а вынуждают его стать жестким вождем. «Рим требует!» В последней этой сцене уже не может быть доброты. И эта сцена самая важная.

«Я — искуситель»

Александр Куковеров в роли директора передвижного цирка (а на самом деле — в роли антипода старому Ангелу) убеждающе жуток: рычит, топочет ногами, нагоняет страху. В какой-то момент ошеломленно отступает: встречается взглядом с Ангелом.

— После этой роли выматываешься, как будто вагоны разгружал: такое у тебя внутри сидит! Надо удержаться: и не пережать, и не скатиться в опереточного персонажа. Такой я змей-искуситель…
…Когда первый раз читали, казалось, что смешная пьеса, очень смешная. А потом оказалось, что смешного-то мало.

— В финальном большом тексте выделяете для себя какую-то особенно близкую фразу?
— Пожалуй, о наших мыслях: о том, что не успеваешь сказать так многого. О том, что никто не запомнит тебя по твоим мыслям. А мы почему-то стесняемся говорить добрые вещи…

«Подними меня, ангел, с колен…»

Как можно сыграть всепрощение? Абсолютное понимание, мудрость, бессловесную доброту? Все, с кем общалась после спектакля, соглашались: Петр Мороз свою роль сыграл гениально. Тяжелы ли ангельские крылья?

— Вы знаете, психологически эта роль очень действует. Переключаюсь на него полностью… Это, казалось бы, и не трудно, но…

— Вы сразу приняли эту роль?
— Не сразу. Мне сначала вообще пьеса очень не нравилась. Некоторые вещи для меня и до сих пор не совсем ясны. А наиболее важен (и сложен) финал. Слова, которые я произношу в конце, — вот это самое главное, и для роли, и для пьесы… Для всех. Я эту главную фразу, ключевую (на которой весь зал замирает. — Авт.) стараюсь говорить как с небес, как послание.

Ангельский язык

Писать непрофессиональные рецензии глупо, и браться за это я не буду. Рискну дать непрофессиональный прогноз: это спектакль, на который будут ходить.

Почему?

Как уже говорилось, к маркесовской основе все прибавлялось и прибавлялось — и ангел, который прежде издавал «гортанное курлыканье», со сцены нашего театра произносит вполне определенные слова, до самого финала не понятные ни Элисенде с Пелайо, ни их односельчанам, ни зрителям. Но уж когда до них доходит…
Слова эти вполне можно разобрать. Их даже можно было бы вынести в заголовок — но тогда впечатление от постановки будет подпорчено: загадки не будет. Лучше вы их услышите сами. Когда придете в театр.

КСТАТИ

Эта постановка — украинская премьера пьесы. В России «Очень старого сеньора» поставил санкт-петербургский театр «Приют комедианта» — под названием «Сбитый дождем. Почти смешная история». А в Белоруссии «Старый сеньор» стал призером конкурса Министерства культуры на «Лучшую современную пьесу 2003 года».



Вера Едемская, фото Романа Закревского, еженедельник «Взгляд», №43 (176)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

комментарии (10)